Улитка на склоне

[Оушен]

Но лес оставался безразличен.
Он был так безразличен, что даже не был виден.
Под обрывом была тьма, и только на самом горизонте что-то широкое и слоистое, серое и бесформенное вяло светилось в сиянии луны.

– Проснись, – попросил Перец. – Погляди на меня хотя бы сейчас, когда мы одни, не беспокойся, они все спят.
Неужели тебе никто из нас не нужен?
Или ты, может быть, не понимаешь, что это такое – нужен?
Это когда нельзя обойтись без.
Это когда все время думаешь о.
Это когда всю жизнь стремишься к.
Я не знаю, какой ты.
Этого не знают даже те, кто совершенно уверен в том, что знают.
Ты такой, какой ты есть, но могу же я надеяться, что ты такой, каким я всю жизнь хотел тебя видеть: добрый и умный, снисходительный и помнящий, внимательный и, может быть, даже благодарный.
Мы растеряли все это, у нас не хватает на это ни сил, ни времени, мы только строим памятники, все больше, все выше, все дешевле, а помнить – помнить мы уже не можем.
Но ты-то ведь другой, потому-то я и пришел к тебе, издалека, не веря в то, что ты существуешь на самом деле.
Так неужели я тебе не нужен?
Нет, я буду говорить правду.
Боюсь, что ты мне тоже не нужен.
Мы увидели друг друга, но ближе мы не стали, а должно было случиться совсем не так.
Может быть, это они стоят между нами?
Их много, я один, но я – один из них, ты, наверное, не различаешь меня в толпе, а может быть, меня и различать не стоит.
Может быть, я сам придумал те человеческие качества, которые должны нравиться тебе, но не тебе, какой ты есть, а тебе, каким я тебя придумал...

Из-за горизонта вдруг медленно всплыли яркие белые комочки света, повисли, распухая, и сразу же справа под утесом, под нависшими скалами суматошно забегали лучи прожекторов, заметались по небу, застревая в слоях тумана.
Световые комочки над горизонтом все распухали, растягивались, обратились в белесые облачка и погасли.
Через минуту погасли и прожектора.

– Они боятся, – сказал Перец. – Я тоже боюсь.
Но я боюсь не только тебя, я еще боюсь и за тебя.
Ты ведь их еще не знаешь.
Впрочем, я их тоже знаю очень плохо.
Я знаю только, что они способны на любые крайности, на самую крайнюю степень тупости и мудрости, жестокости и жалости, ярости и выдержки.
У них нет только одного: понимания.
Они всегда подменяли понимание какими-нибудь суррогатами: верой, неверием, равнодушием, пренебрежением.
Как-то всегда получалось, что это проще всего.
Проще поверить, чем понять.
Проще разочароваться, чем понять.
Проще плюнуть, чем понять.
Между прочим, я завтра уезжаю, но это еще ничего не значит.
Здесь я не могу помочь тебе, здесь все слишком прочно, слишком устоялось.
Я здесь слишком уж заметно лишний, чужой.
Но точку приложения сил я еще найду, не беспокойся.
Правда, они могут необратимо загадить тебя, но на это тоже надо время, и немало: им ведь еще нужно найти самый эффективный, экономичный и главное простой способ.
Мы еще поборемся, было бы за что бороться... До свидания.

@темы: Стругацкие